Объявив о разрыве контрактов с «Нафтогазом Украины», «Газпром» пошел по пути опережающей эскалации конфликта, который не раз успешно применял в других спорах. Не повлияв в моменте ни на одну из сторон, инструмент, вероятно, призван решить две ключевые задачи. Во-первых, минимизировать для «Газпрома» в ходе переговоров с «Нафтогазом» последствия решений Стокгольмского арбитража, во-вторых, поставить Европу перед реальной угрозой остановки украинского транзита, сделав ее более лояльной к проектам обходных газопроводов, в первую очередь второй ветки «Северного потока», пишет “Коммерсантъ”.

Панические настроения, охватившие газовые рынки Европы после заявления «Газпрома» о намерении разорвать контракты с «Нафтогазом», схлынули за выходные. Если 2 марта спотовые цены на немецком хабе NCG в ходе торгов на день вперед достигали $750 за тысячку кубометров, то уже 3 марта они упали примерно до $430 за тысячу кубометров, что, впрочем, все еще на четверть выше, чем в конце февраля. К 4 марта и «Газпром», и «Нафтогаз» наперебой заверяли Европу в отсутствии проблем с транзитом газа, что подтвердила и Еврокомиссия.

Вице-президент ЕК Марош Шефчович подчеркнул, что начало процедуры расторжения контрактов в Стокгольмском арбитраже «не окажет немедленных последствий на потоки газа». На чем может основываться подобная уверенность, пояснил коммерческий директор «Нафтогаза» Юрий Витренко: контракты, которые истекают в конце 2019 года, скорее всего, закончатся раньше, чем арбитраж успеет их расторгнуть, и поэтому действия «Газпрома» нужно воспринимать лишь как «политическое заявление». Глава «Нафтогаза» Андрей Коболев в интервью WSJ охарактеризовал ситуацию как «решение Кремля».

Заявление «Газпрома», действительно, не несет немедленных последствий. Зато оно лежит в русле тактики монополии в спорах, где ее принуждают к выполнению болезненных условий, притом что сам «Газпром» считает свою позицию сильной.

Так, в споре с Туркменией по цене газа «Газпром» с 2016 года в одностороннем порядке прекратил исполнять 25-летнее соглашение, также назвав это «разрывом контракта». В итоге стороны ничего не разорвали, но ввели «контрактную паузу» до 2019 года. В другом ключевом споре, с немецкой RWE по поставкам газа в Чехию, «Газпром» в 2012 году проиграл в арбитраже в Вене и не смог оспорить это решение. В итоге с 2014 года для поставок RWE в Чехию также действует «контрактная пауза». Таким образом, заявления о разрыве контракта были, по сути, элементом начала переговоров, и «Газпром» в итоге добивался лучших условий, чем если бы просто продолжал выполнять контракты.

На этот раз резкую реакцию монополии вызвало решение Стокгольмского арбитража по транзитному спору, в рамках которого «Газпрому» придется заплатить «Нафтогазу» $2,6 млрд и увеличить транзит через Украину до 110 млрд кубометров в год. Первое решение суда, по которому «Нафтогаз» должен закупать в России не менее 4 млрд кубометров в год, открытого протеста у «Газпрома» не вызвало. «Нафтогаз» оценивал свой выигрыш от закупок в рамках этого решения газа в России вместо Европы в $500 млн в 2018–2019 годах, но «Газпром» выражал готовность к поставкам. Однако второе решение разрушило это равновесие. Теперь, упирая на то, что стороны не согласовали дополнительное соглашение к контракту на покупку газа, «Газпром» отказывается начинать поставки. Таким образом, монополия расширила конфликтное поле. В результате «Нафтогаз» может лишиться преимуществ, полученных по первому решению суда, а переговорная позиция «Газпрома» по поставкам на этот год и после 2019 года усилится.

Декларация новой «газовой войны» между Москвой и Киевом может изменить баланс сил и в другой острой ситуации, уже напрямую относящейся к транзиту,— вокруг газопроводов в обход Украины. В ближайшие три месяца Германия, Дания, Швеция и Финляндия должны предоставить разрешения на прокладку «Северного потока-2» в своих водах. В последнее время «Газпром» занимал достаточно мягкую позицию в отношении сохранения транзита газа через Украину после 2019 года, оставляя Евросоюзу вариант стабильных поставок даже в случае срыва строительства «Северного потока-2». Однако демарш монополии создает прямую угрозу для украинского транзита, по которому поставляется 40% российского газа в ЕС: начав новое разбирательство в Стокгольме, «Газпром» может получить формальные основания для прекращения поставок. И хотя такие угрозы и манипуляции могут стать новым поводом для обвинения России в газовом шантаже, они уже показали свою эффективность. Так, украинский газовый кризис 2009 года пагубно сказался на репутации «Газпрома» и российского газа в Европе, однако разрешения на прокладку «Северного потока-1» были выданы в течение года без задержек. Кроме того, неопределенность с транзитом может помешать привлечь европейские компании в консорциум по управлению украинской газотранспортной системой (ГТС) — начать такие переговоры планировалось в апреле.

Один из источников отмечает, что в начале 2015 года «Газпром» заявил о прекращении транзита через Украину с 2020 года и ультимативно предложил ЕС строить газопроводы для приема газа «Турецкого потока» «прямо сегодня». Вскоре, как говорят источники, ключевые потребители российского газа в Западной Европе предложили «Газпрому» построить «Северный поток-2».

Но и у Украины есть свои козыри. Даже после постройки «Северного потока-2» и двух ниток «Турецкого потока» «Газпром» не сможет обойтись без украинской ГТС. Пропускная способность газопроводов оценивается не по годовой, а по максимальной суточной мощности. В январе и сентябре 2017 года загрузка украинской ГТС превышала 300 млн кубометров в сутки. Мощность «Северного потока-2» (исходя из реальной производительности первого «Северного потока») составит около 165 млн кубометров в сутки, двух ниток «Турецкого потока» — около 90 млн кубометров. То есть «Газпрому» при текущих объемах экспорта нужно 16–17 млрд кубометров мощности украинских газопроводов в год (объем можно несколько уменьшить за счет большей загрузки хранилищ «Газпрома» в Европе).

Объем, недостающий для полной независимости «Газпрома» от Украины, эквивалентен потенциальной третьей нитке «Турецкого потока». Пока официальных переговоров о ней не велось, но 1 марта, непосредственно перед объявлением о разрыве контрактов с «Нафтогазом», глава «Газпрома» Алексей Миллер был в Турции. В самой монополии отказались сообщить, что он там делал.